Бал по петровскому времени

Здравствуйте. Сам я - человек новый, много чего не знающий. С Вашей помощью надеюсь разобраться в вопросах костюма и этикета.
Так получилось, что когда давно мне в руки попалась книга Бориса Акинина "Алтын Толабас" (книга очень легко читается, прочитать ее можно пройдя по этой ссылке http://lib.ru/RUSS_DETEKTIW/BAKUNIN/tolobas.txt). События данного детектива разварачиваются во время правление Алексея Михаловича (отца Петра I). Главный герой Корнелиус Фандорин приезжает в далекую Московию за длинным рублем, чтобы зароботать на дом с прудом и яблочневым садом. В процессе жизни в "Немецкой слабоде" главный герой сравнивает обычаи и нравы "москвитов" и европейцев. Служил он - капитаном в роте Матфеевских мушкетеров, так он описывает свой наряд:
Отдельного упоминания заслуживала экипировка -- такой у фон Дорна
никогда не было. Серебреная каска и кираса с золотой насечкой; зеленый
парадный мундир с позументами и еще один, повседневный, хорошего английского
сукна. Сапог четыре пары, из них одни лаковые, зеркального блеска. Еще от
боярина, в дар бобровая шуба и шапка на зиму, полдюжины батистовых рубашек,
две пары теплых подштанников. Когда Корнелиус в свободный вечер выбирался в
Немецкую слободу (жалко, нечасто удавалось), то разгуливал меж домов
заправским франтом: новая шляпа со страусовыми перьями, из-под распахнутой
матфеевской шубы виден камзол с шитьем, на боку шпага в новых золоченых
ножнах, в одной руке трость с резным набалдашником моржовой кости, в другой
-- тонкой работы табакерка.
Так царя Ивана Михайловича:
Herr Zaar und Grossfurst aller Russer Selbsterhalter Alexei
Mikhailowitz, прозванный русскими Тишайшим, был румян, голубоглаз, с круглой
темно-рыжей бородой. Тучное тело носил трудно, переваливался на слабых,
пухнущих ногах. В оранжерее его величество прохаживался веселый, улыбчивый,
мурлыкал под нос то ли духовные гимны, то ли что-то более легкомысленное. В
первый раз, подглядывая через толстое стекло в мелком переплете, Корнелиус
только диву давался -- так мало этот добродушный толстяк походил на
каменного болвана, что принимал в Грановитой палате чужеземных послов. На
аудиенции царь сидел недвижной золотой куклой, даже глазами не поводил.
Будто и не живой вовсе, а некая аллегорическая персона, олицетворяющая
грузность и неповоротливость Третьего Рима.
Один раз, проверяя караул на крыше царского терема, где был зимний сад
и пруд, Корнелиус видел, как царь в европейском платье -- камзоле и чулках
-- лежал на скамье, положив голову на колени царицы, а ее величество ловила
блох в густых волосах самодержца. Капитан подивился не самой ловле блох.
Дело обычное, на дворцовых пирах все почесывались, и Алексей Михайлович не
ленивей других (один лишь капитан дворцовых мушкетеров, благодаря заветной
коробочке подмышкой, стоял недвижно) -- подивился европейскому платью. Когда
рассказал об этом матфеевскому мажордому Ивану Артамоновичу, тот поведал,
что царь Алексей сызмальства привычен к немецкой одежде -- воспитатель
боярин Морозов приучил. Русскую одежду, тяжелую и неудобную, государь не
любит, но носит по обязанности, как подобает православному монарху. В
домашности же, без чужих глаз, дает себе волю. А пять лет назад, когда
ухаживал за будущей царицей, то и бороду сбрил, чтоб Наталье Кирилловне
угодить. Потом, правда, снова отрастил -- опять-таки из богобоязненности.

Описание царевны Софьи:
Из царских детей Корнелиусу больше всего нравилась восемнадцатилетняя
Софья Алексеевна. Была она не такая, как другие царевны, что тайком, через
дверную щель или из-за решетки подглядывали за пирами и приемами, а смелая,
с пытливым и ясным взглядом, и на речь прямая, не стеснительная. Проверяя
караулы вокруг Каменного терема, где светелки царевен, капитан не раз видел,
как Софья стоит у окна и смотрит не в землю, как положено русской
благовоспитанной девице, а вверх, в небо, и щеки у нее в розовых пятнах, а
взгляд затуманенный. Видел ее и в саду, с книгой, что и подавно было
удивительно.Была б Софья хоть чуточку помиловидней, Корнелиус, верно, преисполнился
бы невозможных мечтаний, но, Во-первых, в ту пору ему уже было о ком
несбыточно мечтать, а Во-вторых, царевна была собой нехороша: широка в
кости, тяжела подбородком, с землистой кожей. Да зачем царской дочери
красота? Все равно один путь -- в монастырь. Российских принцесс за
чужеземных государей не выдают, чтоб не поганить православия; за своих
вельмож тоже -- зазорно царской дочери с холопом на перину ложиться.
Описание Петра I в детстве:
Жила бы Софья в Англии, могла бы стать великой монархиней, не хуже
рыжей Елизаветы. А так трон достанется хилому Федору Алексеевичу или его
малоумному брату Ивану. Оба вялые, слабые, ни на что не годные. Имелся у
царя еще один сын, маленький Петр Алексеевич, от новой царицы Натальи, но до
трона мальчонке за старшими братьями было далеко. Петр-то как раз и шустер и
резов -- вечно за ним мамки и няньки по всему дворцу гоняются. Раз,
сорванец, уселся на пол возле Корнелиуса и давай с ботфорта шпорное колесико
откручивать. Сопел, старался -- никак не угомонится. Когда капитан на него
потихоньку шикнул, принц поднял круглые дерзкие глазенки, завертел колесико
еще истовей. А открутит -- непорядок, нарушение мундира. Тогда фон Дорн
посмотрел по сторонам (близко никого не было), да и отвесил шалуну щелчка по
кудрявому затылку: не балуй. Царевич, хоть и трех лет всего, а ничего, не
разревелся. Вытер нос парчовым рукавом, испытующе поглядел на большого
дядьку в сверкающем железе и, слава богу, отстал -- побежал себе восвояси,
на нарышкинскую половину.
Интриги в Кремле:
К тому времени Корнелиус уже успел разобраться в большой московской
политике и знал, что борьбу за влияние на слабовольного Алексея Тишайшего
ведут две придворные партии: родичи и сторонники прежней царицы,
происходившей из рода князей Милославских -- и приверженцы новой государыни
Натальи Нарышкиной.
Сверху нынче были Нарышкины, предводительствовал над которыми канцлер
Матфеев. Главная же надежда Милославских на племянника,
кронпринца Федора Алексеевича -- вот взойдет он на престол, тогда и настанет
их время, а Матфеев с Нарышкиными наплачутся.
Чуднее всего в этом противостоянии было то, что Иван Милославский и
боярин Матфеев жительствовали в одном и том же Артамоновском переулке, как
бы разделенном незримой границей на две враждующие стороны. У Артамона
Сергеевича одна лейб-гвардейская рота -- мушкетеры, у Милославского другая
-- копейщики. И те, и другие ставят поперек переулка решетки и караулы,
собачатся меж собой, бывает, что и подерутся.
Описание светского салона у баярина Матфеева:
Таких счастливцев, правда, было немного, так как Артамон Сергеевич
гостей отбирал придирчиво. Попасть к нему на "четверговые сидения", которые
Корнелиус для себя окрестил журфиксами, считалось великой честью,
достававшейся лишь избранным. В прежние времена запросто заглядывал и сам
царь. Слушал клавикорды, смотрел картинки в заморских книгах, пялился на
женщин и девок -- в доме у Матфеева дам, на европейский манер, выпускали к
столу, и держались они не по русскому этикету (глаза вниз, и упаси Боже
открыть рот либо улыбнуться), а вольно. Жена Артамона Сергеевича была
шотландка, урожденная Гамильтон, домостроя и старомосковских обычаев у себя
не признавала. Своячениц и крестниц, свежих и востроглазых, в доме у
Матфеева было много, и одну из них, Наталью Нарышкину, вдовствовавший
государь пожелал себе в царицы.
После женитьбы царь на четвергах бывать перестал, но и без него
журфиксы своего соблазна не утратили -- только стали живей, свободней, да и
веселее. Здесь угощали изысканно, без московского обжорства, поили не
допьяну, как в Кремле, а умеренно, французскими, германскими и итальянскими
винами. Посуду с каждой переменой блюд подавали новую, не валили в ту же
тарелку. В царском-то дворце иную миску раз в год помоют, и то много, а
здесь хоть смотрись в нее, будто в зеркало -- сверкает вся. У каждого
прибора (не только ложку подавали, но еще и вилку, а к мясу нож) клали
льняную салфетку -- чтоб руки вытирать изящным манером, не о платье и не о
волосы. На царском приеме Корнелиус раз видел, как камергер Микишка
Соковнин, нагнувшись, тайно высморкался в парчовую царскую скатерть, за что
бдительным церемониймейстером Михайлой Щербатовым был немедля выгнан с
бранью и затрещинами. У Артамона Сергеевича подобную варварскую сцену и
представить себе было невозможно.
Здесь разговаривали прилично, без крика. Не бахвалились дедовством,
срамных речей не вели, старыми обидами не считались. Беседовали о философии
и политике, о европейских и турецких новостях, с женщинами -- про
обыкновения версальского и сентджемского дворов.
Из всего прочитанного можно сделать вывод, что на бал можно одеть европейский камзол? Люди знающие, скажите сложно ли сшить камзол в ручную?

Это все очень познавательно, и наверняка, прочитав данную книгу, можно почерпнуть для себя что-то интересное. Но Петровская эпоха начинается именно с правления Петра I, а никак не раньше, она потому так и называется) Он ввел большое количество реформ, в том числе и в одежде, и в манерах поведения.
По поводу костюма, могу посоветовать книгу Т.Т.Коршунова "Костюм в России XVIII- начала ХХ века"